— Пошли в оружейку, пока сам не увижу, я под это не подпишусь, в твоем бардаке…
— Михаил Алексеевич, но видишь же, иногда бардак во благо.
— Может быть, если бы был второй пистолет…
— Михаил Алексеевич, ну ты же опытный опер, мы же оба были на месте. Обоим ткнули сзади в шею по заостренному электроду, ни один даже не дернулся, ни следов борьбы, ни брызг крови, как будто их спящих убили.
— Может и спящих.
— Михаил Алексеевич, ты на мертвых то лишне не наговаривай. Зеленцов был водитель от бога, и десять лет в роте отработал. Чтобы он машину в реку загнал, чуть ли не на мосты посадив, для того чтобы часик поспать… Нет, тут без вариантов, что-то другое…
— Ладно, пошли в оружейку.
На пороге стоял зачумленный дежурный, который не мог смениться уже шесть длинных часов, и пожилой майор из службы вооружения УВД, которые склонившись голова к голове, просматривали отпечатанные на машинке листы.
— Что тут у вас?
— Разрешите доложить, товарищи полковники — мельком взглянув на них, ответил оружейник — проведена полная ревизия наличия оружия и боеприпасов. Все пистолеты, выписанные на «постоянку», сданы в оружейную комнату, все в наличии. Пистолет старшего сержанта Зеленцова и боеприпасы к нему в наличии, в ячейке старшины Мишина присутствуют восемь патрон и запасная обойма, номер на обойме соответствует номеру пропавшего пистолета. Доклад окончил.
— Покажи — начальник областного УУР сунулся к открытому сейфу. В маленьком отсеке, с бумажкой «Мишин», сиротлива лежала деревянная колодка, с восьмью пустыми гнездами, чуть выше темнело донце обоймы, ее товарки на месте не было. Все остальные отсеки радовали блеском коричневых рукояток свежевычищенных стволов и стройными рядами патронных гильз. Кое где торчали замятые листы приостановленных на время рапортов на постоянное ношение оружия.
Михаил Алексеевич обернулся к дежурному по отделу:
— Я вот даже не знаю, что тебе сказать. Толи ты мудак, толи молодец. Тебе сколько до пенсии осталось?
— Извините, товарищи полковники — майор сунул один из экземпляров акта в папку: — я вас покину. Ревизия оружия проведена, остальное уже ваши вопросы.
Майор, ни каким боком, никому из полковников не подчинялся, поэтому чувствовал себя в праве.
— Три года, товарищ полковник — с тоской проводив удаляющуюся спину оружейника, ответил дежурный.
— Наверное, ты не доработаешь, там — полковник ткнул пальцем в потолок: — не поймут, если никого не уволить.
— Разрешите обратиться, товарищ полковник — от стола шагнул полный, рыжий старшина с круглыми, наглыми, навыкате, глазами: — Старшина Знатков, помощник дежурного. Это я вчера выдавал оружие заступающим нарядам, и ввел дежурного в заблуждение, что все вооружились, соответствующий рапорт я написал.
— Пенсию оформил? — усмехнулся Свешников.
— Так точно, через шесть дней последняя смена, потом в больничку на обследование.
— Ладно, Олег Владимирович, я поддержу у генерала, что установлена вина помощника — проверяющий обернулся к Дронову: — надеюсь, что инспекция по кадрам этим удовлетвориться.
Следующие две недели прошли для нас, как в аду. Развод начинался на полчаса раньше установленного, но пикнуть никто не смел. Президиум в Ленинской комнате и первый ряд был заполнен всевозможными местными начальниками и проверяющими из области и города. Правила применения оружия спрашивали наизусть у каждого. Правила личной безопасности при досмотре, правила доставления, задержанных были доведены под подпись каждому. Всевозможные самодельные шпингалеты, запирающие дверцы металлических «собачников», были безжалостно оторваны, и «водилы», матерясь, восстанавливали работу родных, давно сломанных, заводских запоров УАЗиков. Внезапно, всю роту, даже меня, отвели в тир одной из школ, где выдали два, защитного цвета, цинка патронов и разрешили стрелять, пока уши не опухнут.
Через пять дней хоронили Володю Зеленцова и старшину Знаткова. Колю Мишина взводный повез хоронить в Озерный район, на малую родину, где жили его старики. Григорий Андреевич Знатков, отработавший в милиции двадцать шесть лет, к концу службы обленившийся как кот, не бравший ночью телефонную трубку, и не записывающий в журнал сообщения граждан, получив и расписавшись в приказе начальника областного УВД о неполном соответствии занимаемой должности, умер через два часа за своим рабочим столом, так и не успев получить свою первую пенсию. Поэтому и хоронили их рядом, но новом кладбище за "Барахолкой", в ветеранском квартале. Огромное, уходящее к горизонту голое поле, со зловещими ямами отрытых могил, редкими кучками похоронных процессий и карканьем жирных кладбищенских ворон выглядело особенно жутко. Стулья с оббитым кумачом гробами, подушечки с медалями Знаткова, сухой залп в воздух комендантского отделения и рвущий душу звук оркестра…. Я медленно шел в очереди к могиле, чтобы бросить свою горсть земли и думал, что в моей прошлой жизни не было гибели экипажа автопатруля, я бы это запомнил. Значить, история поменялась, хотя я ничего плохого не сделал, но колеса Сансары крутанулись куда то не туда. Знатков умер и в той реальности, благополучно уйдя на пенсию, но не успев получить от государства ни копейки. Просто присел на первой своей рыбалке, в качестве вольного пенсионера, на камешек, забросил удочку. Когда к нему подошли соседи, с вопросом, собирается ли он подсекать, он был уже холодный. Но автопатруль точно не погибал, Дорожный район в этом плане был самый благополучный, и вот….
Глава 20
Глава двадцатая. Люди гибнут за металл, сатана там правит бал.
Постепенно, как это и всегда бывает, узел жизни по Уставу, стал ослабевать на шее личного состава. Кроме смерти Знаткова, других существенных потерь, к всеобщему удивлению, отдел, по итогам проверки, не понес. Все подряд командиры, начиная от начальника РОВД, отделались строгими выговорами, которые по всеобщему мнению, будут сняты к десятому ноября. Наряды худосочных «срочников» из единственной, оставшейся в городе роте батальона спецмилиции, исчезли с улиц нашего района. Наверное, были отправлены на армяно-азербайджанскую административную границу, ложиться костьми, чтобы одни советские граждане не сильно увлекались в резне других советских граждан.
Лето стремилось к своему апогею. Танюша, дважды заставив меня извиняться почти всю ночь, сдала экзамены и уехала к родителям и суженному — ряженому, в моей квартире и холодильнике стало пусто и одиноко. Выходные мои протекали в борьбе сорняками на бабулиных грядках. Дважды удалось сходить с дедом на рыбалку, помедитировать, глядя на лениво колышущиеся колокольчики на натянутых сильным течением лесках закидушек. Вытянув в итоге восемь подлещиков, окуня, и одного глистастого леща, я был полностью счастлив.
В процессе службы на посту двести двадцать шесть ежедневной, хотя и необременительной формальностью была инкассация универсама. На территории района располагались два торговых гиганта — городской универсам и центральный универсальны магазин. Если универсам торговал продуктами, то ЦУМ — всем остальным, что могла предложить трудящимся советская торговля. Горожане и сельские труженики несли в эти храмы Гермеса нерастраченные рубли, в надежде, что случится маленькое чудо, и получится, отстояв немаленькую очередь, получить в свои руки какой ни будь дефицит, все равно какой, и какого размера, главное дефицит, желательно импортный, ведь потом этот дефицит можно на что ни будь обменять. Городская легенда гласит, что однажды, пару лет назад, тридцатого декабря, дневная выручка ЦУМа превысила один миллион рублей, и вечером эти деньги везли две машины инкассаторов в сопровождении трех машин ГАИ. Универсам, в плане выручки, был более скромен, поэтому ежедневно, в восемнадцать часов вечера, пеший патруль подтягивался в складское помещение Универсама, чтобы встретить и проводить машину инкассаторов. В этот памятный день я привычно расположился на внутреннем дебаркадере, привалившись в удобном уголке к покрытой серой кафельной плиткой, стене. Дима двинулся к бронированной комнате, где кассир судорожно заканчивала упаковку денежной массы. В восемнадцать десять в огромное помещение гигантского магазина, попердывая движком, вползла инкассаторская «буханка", откуда вышли два мужика с брезентовыми сумками и кобурами на поясах, и, кивнув мне, скрылись в темных коридорах магазина. Минут через пять они вернуться обратно, причем, один будет нести сумки с деньгами, а второй пару батонов колбасы. Есть колбаса на прилавке, или нет, инкассаторы колбасу выносили всегда. Тут цепочка простая. Инкассатор вроде сошка маленькая, но всегда может обнаружить недостатки в содержимом инкассаторской сумки или сопроводительной документации, чем усложнить жизнь кассира магазина, поэтому второй инкассатор всегда был при колбасе. Ну а пока лёгкий ветерок пытался сдвинуть с места распахнутые створки огромных ворот, несколько грузчиков в синих потасканных халатах, смолили в стороне папиросы, обсуждая последнюю речь Горбачева. Водитель инкассаторской машины, сложив на черной пластмассовой баранке, натруженные руки, что-то внимательно рассматривал на своих ладонях, как будто вглядывался в линии судьбы и узелки богатства. Я пошевельнулся, скользнул глазами на освещенный ярким июльским солнышком двор и чуть не сверзился с дебаркадер — за резко обрубленный задницей горчичного цвета «буханки» сидел на корточках какой-то негр. Приглядевшись, я понял, что это не негр, а человек, одетый в темно— серую новенькую рабочую спецовку, напяливший на голову черные женские колготки, которые смешными заячьими ушами свисали ему на плечи. Я оцепенел. Ещё же Союз не развалился, а тут какой-то хулиган явно хочешь отнять у инкассаторов народное добро. Я забыл, как дышать. Мужик в черном, сидел в трёх метрах от меня и внимательно прислушивался к шуму приближающихся шагов в коридоре. Я шагнул из уголка, мужик вскинул голову на меня, мгновение мы смотрели друг на друга, затем я сделал ещё один шаг вперёд, а в руке у мужика появился огромный пистолет, вороненый стволе которого смотрел мне в лицо. Я прыгнул назад, прижимаясь к стенкам спасительного уголка и из-за все сил втягивая живот к позвоночнику. Еще никогда в жизни я не был так подтянут. Уголок был маленький и полностью меня явно не скрывал. Что-то грохнуло, взвизгнуло, и на мое груди, обтянутой голубой тканью рубахи, появилось бордовое пятно. Ну вот, не пожил, а планов то было — подумал я, готовясь к боли. Но боли, почему-то, не было. Ещё несколько раз грохнуло, затем рядом со мной появилась фигура моего напарника. Он шел вперёд, вытянув руку прямо, и поэтому, при каждом шаге, ствол его пистолета гулял вверх-вниз. Пользуясь тем, что Дима прикрыл меня от опасного изверга, я осторожно высунул нос из своего убежища. Темная фигура была уже в воротах, убегая по крабьи, стелясь к земле, на ходу он откинул назад руку с пистолетом, грохнул ещё один выстрел, над головой свистнуло, позади раздались крики, мы бросились во двор. В это время загрохотали сзади, я присел, потому что свистело над самой головой. На выходе из коридора стоял один из инкассаторов и остервенело жал на спусковой крючок вставшего на затворную задержку Макарова.